05.10.85
Заметно наладилось письмоснабжение с тех пор, как дал вам адрес тёти Нины. Хоть я сам и лишён возможности забирать письма лично, но их с успехом доставляет прапорщик-поверенный, сам не подозревая, что везёт. Получил вчера интересное письмо с адресом, написанным на конверте мамашкиной рукой, но от Аньки. Вероятно, величайшая занятость сделала из Аньки величайшую ворюгу. Предполагаю, дело было так. Мамашка едва успела надписать конверт, как вошла Анька и, увидев уже готовый конверт, завела разговор на любую свободную тему, на которые мамашка такая падкая. Таким образом, усыпив бдительность размечтавшейся мамашки, Анька незаметно и ловко похитила конверт, скрылась и моментально отослала письмо. А мамашка, почитая себя великим следователем, не уступающим Эркюлю Пуаро или Шерлоку Холмсу, весь вечер и половину следующего дня провела в хитроумнейших и настолько же бесплодных розысках, догадалась, наконец, взять новый конверт и снова написать адрес. Этим только я могу объяснить опоздание мамашкиного письма против Анькиного, помеченных одной датой. Но, какая бы уголовщина не скрывалась за этими письмами, им обоим я рад.
Продолжаю знакомиться с местной фауной, ярчайшими представителями которой, как не странно, оказались обыкновенные серые мышки, обладающие способностью размножаться с не-
постижимой скоростью. Моё, поначалу умильно-снисходительное к ним отношение, благодаря их ночным набегам и возне, сменилось озверелым остервенением, од влиянием которого я, как одержимый, ползаю с керосиновой лампой среди спящих товарищей, разбуженный пробежавшей по моему лицу и вызвавшей дикое омерзение мышью, и произвожу разрушительные опустошения в своём словарном запасе и гораздо меньшие в мышиных рядах, по причине их необычайной резвости. Ребята же, под влиянием наркотических средств, спят как убитые и на мои утренние рассказы о том, что скоро мы погрязнем в мышах и различных болезнях, которые они нам непременно подарят, реагируют равнодушно и тупо. Но если не среди людей, то в самой фауне я неожиданно нашёл единомышленников – кобчиков. Уж где-где, а на подсолнуховом поле этих мышей видимо-невидимо. И каждое утро я вижу либо стремительно носящихся, либо “зависших” над добычей и часто-часто машущих крыльями, чтобы не упасть, кобчиков, которые в этот момент очень красивы. И вот, высмотрев, таким образом, добычу, кобчик стремглав падает вниз, будто самоубийца. Но он не само- , он убийца, и в этот момент я сердцем и душой желаю этому убийце удачи, вот, до чего довели эти треклятые мыши. Не поверите, так обидно бывает, когда кобчик, не достигнув земли, теряет из виду юркую серую сволочь, вдруг снова взмывает вверх. Обычно такая картина, то есть, картина охоты, наблюдается утром. После обеда кобчики ли наедаются, мыши ли по норам спать ложатся, но ни тех, ни других не видно.
Наконец-то, поймал настоящего хомяка. Всё наоборот. На сей, раз принял его за мышь и хотел тут же прибить, но его неторопливость, обстоятельность, а главное, буржуйский самоуверенный вид (толстый, весь в складках), короткий волосатый хвост и полунабитые мешки заставили меня признать старого знакомого. Не в пример Кешке, казахский хомяк сер, как мышь, пуглив и кусач, но это уже от пугливости. Хоть меня он ни разу и не цапнул, но пасть разевал, подлец. Он был такой симпатичный, что мне жалко было его отпускать. Но потом я рассудил, что раз уж он рождён на воле, пусть на воле и живёт. Может, его съест кобчик, может, он замёрзнет в зимней степи, это уже его судьба. Мне же остаётся престарелый московский Кеша.
15.10.85
Извини, мамашка за позднее поздравление. Замотался и в суете забыл совсем. Сейчас объясню, почему.
Мои “замечательные” отношения с “дядей Лёней”, как он внезапно приказал себя называть, постепенно переросли в “просто прекрасные”, то есть, я с ним не то, чтобы повздорил или поссорился, нет! Я его тайно возненавидел. Как вы понимаете, нет ничего тайного,… так и здесь. За что, про что я его возненавидел, объяснять долго, но причин достаточно. Лучше я приведу своё стихотворение, которое по просьбе ребят я написал в качестве эпиграммы. В последнее время я пристрастился именно к этой стихотворной форме и написал эпиграммы на всех ребят, на многих по их же просьбе. Вот они и упросили меня выразить их отношение к Лёне через мою лиру. Я не стал долго упираться и сочинил. Может, это ёмкое определение качеств нашего “бригадира” в какой-то мере прольёт свет на причину такого моего отношения к нему.
Супержадный дядя Лёня,
Вечно в алкогольной вони,
Скандалист, и дыбом шерсть,
За столом не даст поесть,
В воскресенье иль в субботу
Он для нас найдёт работу.
Всем понятно, Лёня Пак
Нас считает за собак.
Вот, неполный список причин, из-за которых трудно сохранить даже подобие нормального отношения к этому человеку. И моё отношение, прежде настороженное, плавно изменилось на резко отрицательное. Вдобавок, рано выпал снег, собирать лук из-под снега холодно, появились вши, и если раньше, когда было тепло, мы купались каждый день, то теперь никто не хочет лезть в ледяную воду канала, а посему и грязь. Первыми сказались больными Олег и Витёк. Они просто не вышли на работу, якобы из-за недомогания. Как не странно, Лёня спокойно воспринял их симуляцию, хоть и видел, что они, мало того, что здоровы, но ещё целый день, пока остальные надрывались на холоде, проклиная и Лёню, и лук, и армейское начальство, продавшее их за ящик водки этому бессердечному троглодиту, курили анашу и ржали, как сумасшедшие. А за обедом жрали за троих, ибо, как известно, последствием курения этой травки является дикий голод. Короче говоря, когда они на следующий день снова сказались больными, я присоединился к ним, заявив, что заразился, находясь с больными в одном балагане. А вот на сей раз, Лёня взбеленился, причём, только по моему адресу. Какими только он словами меня не честил, как только не принуждал немедленно встать и идти на работу. На это я вполне резонно ему отвечал, что если он не считает меня больным, то почему же он не гонит на работу и остальных “больных”? В итоге, не вышел на работу НИКТО. Последствия этого бунта, как выразилось наше начальство, сказались только на мне. С трогательным единодушием и наше начальство, и Лёня признали меня главой и зачинщиком всех беспорядков, происшедших на огородах, забыв о том, в какие условия были мы поставлены с резким наступлением холодов. Но, все молчали, кроме меня, вот я и был признан возмутителем спокойствия. Тяжело сознавать, что на протяжении всей жизни, которую я проковылял до сего дня, у меня постоянно были нелады с людьми, поставленными мною руководить. Разве что в детском саду, когда я, ничего ещё не соображая, таскал стул воспитательнице, обо мне всегда отзывались с похвалой. Впрочем, это лишний раз подтверждает, что лишь подхалимством и лестью можно заслужить благосклонность начальства.
Как бы там не было, уже после того, как мы победили в своей забастовке, и нам привезли новые сапоги, нижнее бельё, да ещё отвезли в баню, меня вдруг оставили в части, и я предстал пред светлые очи своего комбата, майора Щеголькова. Против моего ожидания, он наорал на меня, что я, такой-сякой, обижаю честнейшего человека Лёню и не желаю служить, как положе-
но. Дожидаться развязки этой подлой шутки, напоследок проделанной Лёней, я не стал и отправился в родную ТЭЧ, по опыту зная, что расстояние от начальства и время работают на меня. В суматохе дел про какого-то, сякого из автороты можно и позабыть. Жизнь в части с первых же минут показалась мне такой нудной и бесполезной, что я чуть не взвыл, бродя по казарме и вспоминая своё первое появление в ней год назад. Я чувствовал себя так, как если бы снова был молодым “васьком”. Странно было, что никто ко мне не пристаёт, как бывало, и полы я не мою.
Но вскоре, а именно, сейчас, данный момент это настроение прошло, и стал я работать на водомаслогрейке. Ночью работаю, а днём сплю. Достойная работа для ветерана-огородника.
18.10.85
Хоть письмо моё адресовано вам обеим, но для начала хочу обратиться к мамашке. Дорогая мамашка, сегодня твой день рождения, и первый стакан я, не говоря никому, ведь в этот день родился ещё и один мой хороший друг, выпил за тебя. Выпил за женщину, которая, невзирая на все советы и упрёки, родила меня и, как могла, вырастила и воспитала. Совместно с Анькой, чего уж скрывать. И таким, каким я себя и могу представить, другим просто невозможно было родиться. И не беда, что в школе я учился погано. Зато тот настрой, который был в нашей семье, как влияние предыдущих поколений, сделал меня думающим человеком, не чуждым прекрасному. Всё-таки, существует врождённая интеллигентность, остатки которой мы иногда ощущаем в себе. Хотя бы то, что и не учившись толком, пишу я грамотно. Есть, конечно, пробелы в пунктуации, но с орфографией, вроде, всё в порядке.
Даже и не знаю, радоваться мне или печалиться, что попал в армию. С одной стороны, следовало, конечно, узнать, что такое подчиняться, скрепя сердце, и что такое, скрипя зубами, выполнять идиотские приказы. С другоё – общее отупение, подпитываемое полнейшим безразличием, не могло не подействовать на меня. Отсутствие людей, сколько-нибудь мне интересных, сказывается в очень большой степени на моём умственном состоянии. Иногда чувствую себя настолько тупым, что приходит в голову мысль, а чем я умнее Васи Псяйко, который заявляет, что читать ему противно, и он лучше будет разбирать мотор, чем разбирать слова. А когда его спрашивают, как он будет разговаривать с девушкой, если случится, Вася искренно удивляется.
- Да, разве ей э т о нужно?
Спору нет, многие, так называемые девушки, лишь прикрываются какими-то там духовными запросами, втайне мечтая об ином. Но, ведь не все такие. Просто, видимо, Васе другие и не попадались, просто никак Вася не мог с ними столкнуться там, откуда он родом. До сих пор не могу понять, почему в людях духовное и телесное так ярко разграничено. Людей, умеющих добросовестно работать и одновременно так же мыслить, встречать приходилось крайне редко. И себя я не причисляю к этому типу людей, так как во время учёбы в ПТУ мне не хотелось ни работать, ни думать. Такое было золотое время, что хотелось просто жить, не думая ни о чём, и думать, неизвестно, о чём. И только разговор с тётей Любой, произошедший уже во время работы на ЗиЛе, заставил меня задуматься, чем же я буду, если всё так и продолжится. И ещё в этом очень помог небезызвестный вам Виктор Васильевич, учитель ПДД в ДОСААФ. Этот человек просто поразил меня своей эрудицией и умением осмысливать и перерабатывать получаемую информацию. Я недаром оставался после занятий проводить его до дома и слушал его, разинув рот, всю дорогу. Такие люди редко встречаются в жизни, и не стоит себя одёргивать, ложно скромничать, если к ним тянет. По извечной, я бы сказал, паразитической, своей природе человек инстинктивно тянется к тому, кто сможет дать ему больше, чем он сам знает. Ведь, для того, чтобы получать знания, надо много читать и не просто читать, а осмысливать прочитанное, пропускать через себя, сопоставляя с предыдущим опытом. А это очень большой труд. Куда легче ловить уже готовое, подчас выстраданное, чужое мнение. И я с удовольствием, плюнув на мелочные издёвки ребят, продолжал провожать его, и ни о чём, что было, ни капли не жалею. Разве что о школьных годах.
23.10.85
Не успел ещё отправить прошлое письмо, как нужно начинать новое. Неутомимая мамашка просто забрасывает меня письмами. Водомаслогрейка моя сгорела, и теперь на моей совести лежит не только пожар, но и ликвидация его последствий, то есть, ремонт. Поэтому, пока там не продохнуть от копоти и чада, стою дневальным по автопарку и из окна дежурного помещения могу любоваться плодами рук своих, обугленным зданием водомаслогрейки. За полтора года значение слова “парк” в моём понимании сильно изменилось. Если для кого-то это зелёная зона с деревьями, аллеями, клумбами и фонтанами, если придётся, то для меня это скопище всяческих машин, грязный, промасленный асфальт, а кое-где и вовсе его отсутствие, да тошнотворный запах бензина. Слава Богу, что отсюда я ушёл работать на маслогрейку.
В воскресенье смотрел фильм “Учитель пения” с Андреем Поповым в главной роли. Вообще, если в фильме играет хотя бы один гениальный актёр, даже если он исполняет роль воторостепенную, всё равно его роль получается главной, а остальные актёры выступают, если не в качестве реквизита, то, как бледные тени, на фоне которых ещё ярче видна его игра. А эпизоды, где этот, единственный, отсутствует, пропускаются мимо глаз и ушей в ожидании возвращения АКТЁРА. Так вот, в этом фильме актёры подобраны, я бы сказал, хитрым режиссёром. Известно, что дети и животные – наиболее естественные и прирождённые актёры. А кроме Попова, Мурзаева и Демьяненко просто здорово играют. Тем, что фильм получился, он обязан, конечно, не только игре актёров, но и музыке. Сегодня уже среда, а я все насвистываю финальную песенку “…рыжий щенок, весёлый щенок…”. Смотреть бы только такие фильмы. Но, к сожалению, мои вкусы и вкусы начальников “от телевидения” не всегда совпадают.
В последнее время я очень сблизился (можно было бы написать “сдружился”, но, по-моему, я не способен на настоящую дружбу) с одним пареньком из Алма-Аты, Игорьком Тельгараевым. Отец у него казах, а мать русская, а он сам похож на мать, следовательно, больше русский, да и казахский язык он знает через пень-колоду. После того, как он мне порассказал о своей жизни, я увидел, что мы похожи судьбами. Дед его, Тельгараев, Народный артист КазССР, сам Игорь учился на токаря в ПТУ и попутно занимался в танцевальном кружке, заглядывая заодно в находящийся неподалёку народный театр, где ему иногда перепадали какие-нибудь роли. Теперь он весь в сомнениях. У него в Алма-Ате осталась девушка, которая, по его словам, сопьётся, если он на ней после армии не женится. На это я его, может быть и жестоко, но вполне здраво “успокаиваю”, что, дескать, если уж она уже так закладывает, что за неё приходится тревожиться, то, что же ожидать в дальнейшем. И потом, может она сопьётся ещё до возвращения Игорька, избавив его тем самым от необходимости жениться. Он ведь хочет поступать в Театральный, а с такой обузой не то, что учиться, жить невмоготу. И вот я, не открывая ему своих помыслов и устремлений, исподволь навожу его на мысль о сотворении какой-нибудь сценки, хотя бы по Чехову. Чехова можно взять в библиотеке. А вот книгу Тургенева не приняли в качестве замены, так как там не те произведения, которые висят на балансе библиотеки. Так что, у них там настолько всё серьёзно, что придётся мне платить. Но, выдали, всё же, “Господа Головлёвы”, а того Тургенева, что отказались принимать, я великодушно подарил библиотеке.
24.10.85
Ну, вот опять! Только вчера отправил письмо, как приходит тётя Нина и приносит посылку. Её, конечно, уже слопали, за исключением письменных принадлежностей и сгущенного молока, отложенного мной на сегодня. А то, её Богу, обидно на следующий день вспоминать о том количестве сладостей, которые без остатка растаяли в наших бездонных глотках накануне. Что касается колбасы, то половину я отрезал и подарил тёте Нине, а вторую половину мы по-зверски порвали ломтями и позапихивали в рот, где уже находились вперемешку печенье и конфеты. Не могу сказать, что это было вкусно, но удовольствие от такого изобилия, так редко видимого, мы получили, несомненно. А вот, такие красивые зубные щётки присылать не стоило, да и пасту, пожалуй, тоже. Что касается гигиены, то наш старшина снабжает этим нас исправно: и мылом, и щётками, и пастой. А что прислать в связи с наступающей зимой, я уже писал. Я и жду её с надеждой, и побаиваюсь одновременно холодов. Но, всё равно, как бы не морозило, это ближе и ближе к дому, к тому желанному дню, когда за поворотом скроются, наконец, ворота нашей части, и больше я сюда никогда не вернусь. Разве, что в беспокойных, кошмарных снах или в случае войны. Да, не удивляйтесь. В этом случае все, уволенные в запас, будут направлены в места, где когда-то служили, отражать натиск неприятеля. Тупость несусветная, так как передвижение такого количества людей в условиях военного времени, когда бывает достаточно одной минуты, чтобы уничтожить город, займёт столько времени, что пока все прибудут на место, войну мы уже просрём с треском.
Чтобы не забивать себе этим голову, читаю “Господ Головлёвых” заметил, что в ХIХ веке существовали свои правила, что ли, написания художественных произведений. Конечно, стиль каждого писателя своеобразен, но есть и общее. Так, например, Тургенева и Салтыкова-Щедрина объединяет ловкость в использовании русского слова, хотя Салтыков очень ироничен, а порою саркастичен, а Тургенев романтично и обреченно-грустен. И, всё равно, у меня не пропадает желание читать серьёзные вещи. Может, это от нынешней несерьёзной жизни моей? А с другой стороны, именно в таких, классических произведениях находишь много собственных мыслей и вопросов, а иногда, если повезёт, и ответы на них. Естественно, что ничего подобного ни в литературе советской, ни, тем более, в периодической печати не сыщешь днём с огнём. Впервые подобное открытие я сделал ещё в ПТУ, когда читал “Детство”, “Отрочество и “Юность” Л.Н. Толстого. Так тогда я просто обалдел, будто залезли ко мне в душу и, взяв оттуда мои мысли, перенесли их на бумагу. Даже одно время после этого я ходил под впечатлением, что о моих мыслях знают теперь все. В жизни мы, обычно, эгоисты, и даже, не задруднившись понимать самих себя, требуем понимания от окружающих, которые, как это не парадоксально, находятся в таком же положении. В итоге, мы вообще не находим или крайне редко находим хоть немного понимающих нас людей. А вот классики знали людей, понимали их и сумели передать свою мудрость следующим поколениям через свои произведения. Поэтому тот, кто об этом знает, в тяжёлые моменты своей жизни обращается к классике, и находит там то, что его волнует, подобие сопереживания, сочувствия и общности ситуации, и это успокаивает. Ведь эгоисту всегда легче, когда он видит, что не так уж он одинок в своих страданиях, что и до него за много-много лет люди мучались теми же вопросами, с такой же остротой переживали невозможность их разрешения. Писатель выступает как старый добрый священник, принимающий немую исповедь твою, исповедуясь и сам, и этим облегчая муки эгоиста-читателя. И, кажется, будто не он даёт совет, а ты поверяешь ему свои горести и одиночество.
Вы уже, конечно, заочно знакомы с нашим начальником автослужбы, капитаном Примичем. Белорус по национальности, по характеру своему он больше походит на еврея неуёмностью, хитростью и вездесущностью. Ей Богу, встреться он мне на гражданке, был бы неплохой мужик. Но, это только мечты, а реальность поставила его моим начальником в армии, и его желание работать, вернее, заставлять всех, имеющих несчастье ему подчиняться, это делать, выводит из себя не меня одного. Больше всего бесит то, что это его желание распространяется не только и не столько на дневные часы. Как ночной грызун, он к вечеру явственно обозначает признаки пробуждающейся активности, с тоской наблюдаемые нами. Он может неделями не бывать дома, видимо, там его не ждут, либо там некого ночью заставить работать. Вот и ночует этот горе-капитан на жёстком топчане дежурного по парку, на стульях в Ленкомнате, либо вообще проводит ночи, не смыкая глаз и появляясь, “яко тать в нощи”, именно там, где его меньше всего хотят видеть. Искренне переживает, бедный, что мы не роботы на вечном двигателе, а посему никак нельзя от нас требовать круглосуточного труда. Недавно весь его пыл обратился на меня, и я чуть не взвыл. Слава Богу, сейчас он в командировке, и я молю того же, кому слава, да продлит он дни отсутствия Примича в части на благо моё и всех истязуемых им.
28.10.85
Даже и не знаю, как теперь окрестить род моей деятельности в этой части. Скорее всего – старый кадровый подсобный рабочий. Меня можно увидеть везде: в автопарке дневальным; в ТЭЧи токарем; в роте гитаристом. Кстати, о гитаре. Она, наконец, появилась в роте, и я сделал для себя вывод, который итак ни у кого не вызывал сомнений. Каждая песня хороша для своей аудитории. Ещё в учебке заметил, как Окуджава плохо слушается ребятами, и, напротив, Высоцкий, и лишь его, так называемые, “блатные” песни или просто песни жалобно-тюремного содержания, встречают самый живой отклик. Будучи на огороде, выучил одну песенку, очень напевную и мелодичную, и такого душераздирающего содержания, что слушатели готовы умываться слезами умиления и жалости к несчастному пареньку, напевающему на нарах в предрасстрельный вечер. Она так и начинается: “ Вечер над тюрьмой догорает…”. Приеду, спою, если захотите. Что же касается ребят, то они готовы слушать её снова и снова и некоторые просят текст. Конечно, связи тут мало, но я вспомнил, как на огородах спорил с Олегом насчёт того, что только ли плотские чувства может испытывать мужчина к женщине. Олег, как и все молодые циники, приобретшие этот напускной цинизм, либо из-за желания казаться равнодушным к вопросу, либо из-за постоянных неудач, а вовсе не из прожитого и пережитого, утверждал, что вся эта романтика, все “охи” и вздохи, сплошная выдумка, что существует только половое влечение. На это я ему возражал, что если он искренне так полагает, то немногим отличается от животного, руководствующегося инстинктами. На этом месте, как и полагается, вспыхивала ссора, через небольшой промежуток времени мы мирились до следующего разговора на эту или другую больную тему. Невзирая на то, что Олег заявляет, он очень внимательно слушает душещипательные песни, а это никак не является признаком полового влечения. В такие моменты лицо его принимаю страдальческое выражение и глаза становятся похожи на глаза бездомного пса: столько в них меланхолии и покорности судьбе. Такие глаза могут быть, наверно, только в молодости, когда ещё ждёшь чего-то необыкновенного, когда ничего ещё толком не испытано, не изведано. И мне приятно видеть, как, пускай под влиянием хоть такой пустяковой песни, глаза становятся человеческими, и душа, хоть на время, перемещается в мозг. Сколько бы потом Олег не потешался над чувствами, сколько бы ему не вторили ребята, все их словеса опровергаются их же лицами. Все удивляются в роте, как это я раньше не играл, не пел.
Вчера смотрел фильм “Белое солнце пустыни”, где звучит песня Окуджавы “Ваше благородие…”. Так вот, она, да ещё “Когда воротимся мы в Портленд…”, тоже охотно воспринимаются ребятами. Тяжело, когда тебя вдруг перестают слушать, и ты играешь и поёшь неизвестно, кому. В таких случаях я либо прерываю игру и пение, либо, если уж песня мне очень нравится, напеваю и наигрываю по-тихому. Так что, и “на войне” есть место прекрасному.